Вопрос «За ли против» - возможно, один из самых распространённых в политике. Да и не только в политике, но и, наверное, вообще в нашей повседневной жизни эта дилемма имеет довольно широкое распространение. Безусловно, этот вопрос также является важным в радикальной левой среде. Андрей Фёдоров в своей статье «Общество без капитализма и государства» (http://aitrus.infо/node/1079) верно подмечает: «Можно сказать, что обсуждение недостатков капитализма в левых кругах считается делом популярным и всегда модным. Критика - это то, что у левых всегда занимало ведущее место в публицистике». С этими словами сложно не согласиться. Безусловно, критиковать намного проще, чем предоставлять альтернативу. И для большинства левых это большая проблема. Многие в этой беспощадной критике (в актах «против»), кажется, уже забывают, за что они борются. Это отлично видно на примере антифашизма.

 

Многие анархисты как-то забывают, что фашизм - лишь следствие власти капитала и государства, и занимаются лишь беспорядочными актами «против» него, не ведущими совершенно ни к чему, ибо общество не понимает и не имеет причин для восприятия данных актов (которые, как правило, носят чисто насильственный характер). С этим, наверно, и связано появление так называемого повстанческого анархизма, который, как правило, ограничивается лишь актами «против» и совершено не способен вести созидательную работу, вооружившись, видимо, словами Бакунина: «Дух разрушения - это дух созидающий» (причём Михаил Александрович писал эти слова ещё не будучи анархистом). Вот очень интересное замечание на этот счет известного болгарского анархиста, Хаджиева: «Широко известна фраза Бакунина: "Дух разрушения - это дух созидающий”. Она звучит даже поэтично. Но ее зачастую понимают превратно. При ее дословном толковании упускают из видят одну важную подробность: эта фраза - заключительная мысль статьи, написанной Бакуниным по-немецки в 1844 году, когда он еще не был анархистом. Хотя Бакунин всегда нес в своих мыслях и делах элементы бунтарского анархического духа, идейным анархистом он стал только после польского восстания 1863 года. К анархизму он пришел после долгих и тяжких лет революционной борьбы за новый мир свободы, солидарности и справедливости. Но даже в этом контексте эта фраза имеет другой смысл, нежели ей обычно приписывают. Здесь говориться о моральной смелости, смелости критики, а не о голом отрицании. Бакунин хотел сказать - и заявлял об этом не один раз - что тот, кто не готов отречься от всего старого, тот, у кого нет смелости выступить против догм, разрушить то, что отжило и сгнило, тот не способен на созидание. Если бы необходимо было сегодня перефразировать Бакунина и попробовать более точно охарактеризовать психологию и идеологию анархизма, мы сказали бы: "Дух творчества - это и разрушающий дух”».

 

Хаджиев очень верно выразил здесь дух анархизма, который является творчеством, созиданием и отнюдь не ограничивается разрушением. Ибо из желания нового мира возникает потребность в разрушении старого, а вовсе не наоборот. Но многие анархисты, к сожалению, об этом забывают.

 

Мы живём в обществе окончательно победившего индустриализма. Индустриализм послужил огромным толчком для роста агрессии и деструктивности. Люди всё больше зависят от созданных ими вещей, иногда кажется, что люди любят свои вещи даже больше, чем своих близких. Индустриализм создал в человеке тягу ко всему мертвому и к разрушению. Именно на этом фоне победившего индустриализма, ведущего к тотальному разрушению, выросло новое поколение анархистов. Недаром многие теоретики анархизма в начале 20 века очень резко выступали против индустриализма (Интересна мысль Букчина о том, что две самые глубокие революции 20 веков - в Испании в1936-1939 и в России в 1917-1921 - были именно ответами на пагубное воздействие индустриализации).

 

Это, видимо, и стало почвой для преобладания «повстанческого» анархизма, который реально не предлагает никакой альтернативы, кроме как брать  пример с врага и действовать так же (то есть заниматься беспорядочными актами «против», например нападениями на полицию, фашистов и поджоги банков и т.д.). Хотя в большинстве случаев реальной мотивацией этих актов является лишь моральное удовлетворение с целью получения адреналина. Всё это привело к довольно резкой конфронтации анархизма с обществом. Чтобы избежать «непоняток», я объясню, что означает эта «конфротация». Под ней я имею в виду скорее оторванность от общества и маргинализацию, ибо анархисты - не враги общества, а сторонники его изменения на эгалитарных принципах безвластия. Анархистов не устраивают существующие отношения в обществе. И это очень важно понимать. Но, к сожалению, многие анархисты предпочитают над этим не задумываться, не переставая занимаются актами «против». Это отлично видно на пример антифашизма.

 

Антифашизм поглощает анархизм, все свои ресурсы анархисты бросают на бой с фашизмом. Естественно, что следуют репрессии со стороны государства и рост насилия со стороны фашистсвующих молодчиков, и так может продолжаться надо бесконечности по принципу «око за око». И в этом случае может произойти, и почти всегда происходит, так, что люди начинают осознавать, что,  как говорится, «в войне любые средства хороши». В случае антифашизма, начинает проявляться милитаризм в ответ на милитаризм ультраправых.

 

Милитаризм пожирает движение и убивает весь дух свободы, характерный для анархизма. И как раз тогда и возникает самая, наверное, неприятная для анархиста штука: разрыв между целью и средствами. Ну и, само собой, все «за» оказываются уже далеко за горизонтом. И это проблема всех «анти», будь то антимилитаризм, антикапитализм и прочее. К тому же, эти «анти» часто имеют общую платформу для разных политических группировок и ради единства сил, в которой идеи анархистов растворяется, а революция «откладывается». Этот «анти-» как раз и стал фатальным во время Испанской революции, когда вместо того, чтобы углублять революцию, был взят курс на антифашисткое единство.

 

Всё это способствует созданию образа анархизма сугубо как «великого» отрицателя всего на свете. Этот образ отлично используется буржуазными СМИ, но, к сожалению, начинает преобладать и в самой анархисткой среде. Многие анархисты больны неким элитаризмом по отношению к народным массам и любят обзывать их «обывателями», рабами, а некоторые даже думают, что обыватели вообще недостойны жизни, что вообще противоречит логике анархизма, который считает жизнь и личность высшей ценностью.

 

Также остро, в этой связи, стоит вопрос о насилии, точнее о допустимости и пределах его применения. Наверное, чтоб подробно обсудить эту, довольно сложную тему, понадобиться большая статья, но я все же попытаюсь изложить свой взгляд на данную проблему в рамках данной статьи.

 

Я думаю, что, безусловно, огульное применения насилия плохо сказывается на личности. Насилие является наркотиком и большим соблазном для решения проблем, особенно в отношении своих врагов. Но насилие всё же – это прежде всего оружие государства. Именно на насилии и на устрашении им во многом и держится власть. Поэтому его огульное употребления может привести нас к пародированию наших же врагов, а, следовательно, к разрыву связи между средствами и целями. Я далеко не пацифист, но всё же я за насилие как ответ на насилие, причём конкретный ответ на конкретное действие (я специально хочу это подчеркнуть, ибо насилие абстрактное и вне контекста вовсе не имеет смысла, и пример тому - поджог поста ДПС в июне этого года неизвестными «анархистами»). К тому же, при применении насилия надо чётко отдавать себе отчёт в том, к чему оно приведёт и как оно будет воспринято обществом, и не ударит ли оно по самому анархизму. Очень многие анархисты как раз совершенно об этом не думают и считают, что раз власть борется с нами, используя свой аппарат, построенный на эксплуатации и насилии, значит, и мы так будем делать, и будем жечь их ментовки и т.п. Но всё дело в том, что пока анархисты оторваны от масс, все подобные акты не имеют смысла (хотя и большой вопрос состоит в том, имеют ли они смысл вообще).

 

В любом случае, необходимо свести роль насилия к минимуму, но это не значит, что в момент революции, то есть когда люди реально будут готовы к построению нового мира, стоит лишь ограничится вполне себе мирными демонстрациями в ответ на применение насилия со стороны властей или же фашистов. Но, как бы то ни было, стоит свести к минимуму употребление насильственных актов, ибо «нравы» военного времени плохо влияют на участников, будь они хоть трижды анархистами (это хорошо можно проследить из истории махновщины и анархистских ополчений в Испании).

 

Я не буду отрицать, что нам приходится выступать «против». Это бывает в каком-либо трудовом конфликте или же в ходе кампании против каких-то законов и антисоциальной политики государства и т.п. Но эти акты нам нужны с целью так называемой «революционной гимнастики», с целью того, чтобы люди стали осознавать, что они вместе, не прибегая к помощи партий, бюрократических профсоюзов, самостоятельно могут сделать и изменить свою жизнь немного к лучшему. Однако это «против» является далеко не самоцелью, а лишь кирпичиком в борьбе за большое «За». И это «против» вытекает из «за», а не наоборот. 

 

Мы стали анархистами не потому, что нас не устраивает эта система, построенная на эксплуатации, а потому, что мы хотим другого мира, где мы сможем полноценно развивать свои личности, где труд станет благом и творчеством, где мы вновь обретём утраченную гармонию с природой. И на пути к этому миру нас должна вести вперёд любовь, та самая вселенская человеческая любовь к жизни, а не ненависть, которая готова лишь всё разрушить.