Бессмертный К. С. Анархизм и марксизм: проблема сожительства - Анархия - Статьи и заметки - Анархисты и Контркультура Ростовской области

Вопрос о взаимоотношениях анархизма и марксизма – не праздный. На протяжении уже порядка 150 лет два этих направления социально-политической мысли бродят по миру, будоража умы миллионов, и всё это время между ними, то ведется диалог, то вспыхивает непримиримая вражда.

В России, в силу царившей в течение нескольких десятилетий монополии КПСС на идеологию, анархизм, когда-то задавленный в жестокой борьбе большевиками (сначала под руководством Ленина, а позже уже и Сталина), возрождался на излёте существования Советского Союза на основе марксистских источников, а также трудов классиков анархизма, Бакунина, Кропоткина и Штирнера (остальных знали меньше, либо не знали вообще). Та же махновщина изучалась анархистами первоначально преимущественно по «советской» пропагандистской литературе.

Что примечательно – в ту пору, эпоху гегемонии в анархистской среде КАС – Конфедерации анархо-синдикалистов – анархисты в своем большинстве являлись левым крылом либеральной буржуазии. К этому многих анархистов привело неприятие «советского» опыта, который у них, как и у множества других людей, ассоциировался с социализмом, и даже коммунизмом.

На этом фоне вовсе неудивительно, что воспринимаемое через марксистские и полумарксистские тексты идейное и практическое наследие анархизма приобретало во многом антисоциалистический оттенок: именно такими либертариев и рисовала «советская» пропаганда.

При этом вовсе нельзя сказать, что все анархисты «перестроечного призыва» были рыночниками, были среди них и «левые», вспомнить хотя бы АКРС – Анархо-коммунистический революционный союз. Да и постепенно становились доступными идейные разработки разных анархистских авторов, а идеи Бакунина и Кропоткина переставали быть достоянием интеллектуалов, получая доступ к более широким кругам.

Начну с того, что идеи Маркса, Прудона и Бакунина в целом имели общее происхождение. Все они впитывали в себя и развивали то, что Маркс окрестил в «Манифесте коммунистической партии» (1848) «утопическим социализмом». Это, с одной стороны, с другой же – все они отчасти восходили к идеям либерализма.

При этом если социальный анархизм в целом пошел по пути отрицания либерализма (сохранив при этом в себе его индивидуалистическую составляющую, но при этом отвергнув идею о самоутверждении человека за счет других), то «правые» анархисты стали заимствовать экономические основы либеральных теорий, защищая частную собственность и постепенно порвав со своей социалистической наследственностью.

Между тем марксизм имел более сложные взаимоотношения с либерализмом. Пламенно отрицая всякое свое родство с ним, марксизм вместе с тем постулировал прогрессивность капитализма, только при полном развитии производительных сил которого и возможен переход к социализму и коммунизму («левые коммунисты» в этом месте уточняют, что имелось в виду не просто их развитие, но застопоривание, когда невозможно дальнейшее развитие и начинается стагнация, кризис, преодоление которых требуют перехода к новому типу общественного устройства, к новой формации).

Обличая ужасы капитализма, с одной стороны, Маркс и Энгельс одновременно с этим считали, что, по сути, это неизбежное и потому оправданное зло на пути к бесклассовому обществу. Экономическая же теория Маркса опять же восходила к либеральным теоретикам Смиту, Рикардо и ряду других.

Причем, что интересно, в вопросах экономики Маркс был учеником Прудона (см. например его «Святое семейство», 1845), однако в силу своего склочного характера, а также чрезмерно завышенной амбициозности и завистливости, он не только порвал со своим учителем, но и заклеймил того как утописта и глупца, и даже плагиатора экономических идей Брея («Нищета философии», 1847).

С плагиаторством, правда, дело обстояло не все в порядке скорее у Маркса, про «Манифест коммунистической партии» которого анархо-коммунист Черкезов высказывался в том духе, что он являлся плагиатом «Манифеста Демократии XIX века» Виктора Консидерана, написанного в 1843-м г. (см. «Наконец-то сознались! Ответ К.Каутскому», 1907).

Так или иначе, но Маркс позднее порвал и свои отношения с другим теоретиком анархизма – Михаилом Бакуниным, который, к слову сказать, высоко ценил экономические работы (и в частности – «Капитал») Маркса. Разрыв был связан со скандалом и, мягко выражаясь, нелестным поведением Маркса в рамках Первого Интернационала и интригами. Кого интересует этот конфликт более подробно и версия анархистской стороны, тех отсылаю к работам члена Интернационала и друга Бакунина Джеймса Гильома «Интернационал (воспоминания и материалы 1864—1878 гг.)» (на русском языке были изданы первые два тома), а также «Карл Маркс и Интернационал». К слову, о том, что характер Маркса в немалой степени способствовал обострению его отношений с Бакуниным, писал даже такой видный марксист как Франц Меринг (см. его биографию Маркса).

При этом, что касается Парижской Коммуны 1871 г., то по отношению к ней Маркс и Бакунин по сути сошлись во мнениях: для обоих она явилась подтверждением их идей. Причем интересно то, что в ходе Франко-Прусской войны, приведшей к созданию Коммуны, Маркс занимал антифранцузские позиции, приветствуя победу Германии, тем не менее, Коммуна стала для него образцом пролетарского революционного движения для своего времени («Гражданская война во Франции», 1871).

Вместе с тем Бакунин писал о том, что коммунары (их социалистическое крыло) ставили во главу угла не какую бы то ни было диктатуру, пусть даже и целого класса, но «самопроизвольное действие» народных масс («Парижская Коммуна и понятие о государственности», 1871). Кропоткин же позднее утверждал («Речи бунтовщика», 1883), что, хотя Коммуна и не была подлинно социалистической, да и просуществовала слишком недолго, не успев толком развернуть процесс социальных преобразований, тем не менее, ее провозглашение имело преимущественно анархистскую составляющую.

В сущности же Маркс в оценке Коммуны скорее признал правоту Бакунина, нежели нашел подтверждение своих авторитарно-социалистических, коллективистских идей (Петр Рябов, ссылаясь на Ф. Меринга, пишет об этом, а также о том, что Маркс отчасти пересмотрел свои идеи в прудоновском духе – «Краткий очерк истории анархизма в XIX – XXвеках», 2000). Правда Михаил Александрович, после той грязи, которую на него вылил его старый знакомый, уже не собирался, по всей видимости, идти на мировую, и потому проигнорировал некоторую эволюцию оппонента в своей работе «Государственность и анархия» (1873), обрушив свою критику на более ранние работы Маркса.

Кроме того, необходимо разделять Маркса и марксизм, как раз учитывая тот факт, что Маркс восходил из той же среды, что Прудон и Бакунин. Все они были радикальными социалистами. Другое дело, что после смерти Маркса его старый друг и товарищ Фридрих Энгельс создал «марксистскую школу» социалистической мысли на основе наследия германского социалиста. Безусловно, о «марксизме» и «марксистах» говорили и при жизни Маркса, но это было равносильно понятиям «бакунисты», «прудонисты» и т.д., то есть – сторонники идей конкретного человека, что еще не означает какой либо школы, доктрины. Да и сам Карл Маркс сказал в конце своей жизни, что он не является марксистом, если то, что называют марксизмом – это и есть марксизм (см. книгу «левого коммуниста» М. Рюбеля, «Маркс против марксизма», изданную на русском языке в 2006 г.).

При всем при этом марксисты и анархисты активно сотрудничали вплоть до 1893 г. (условно, конечно). Именно с этого года в деятельности Второго Интернационала, созданного в 1889 г., перестали участвовать сторонники либертарных идей. Хотя, безусловно, полностью их взаимодействие не прекратилось.

В новом столетии продолжились споры между сторонниками авторитарной и антиавторитарной сторон Первого Интернационала. При этом если первые пошли по пути парламентской политической борьбы и попытки подчинения себе профсоюзов, то вторые сделали ставку на внепарламентскую борьбу с властью, ведшуюся, главным образом, в двух направлениях: террористическими методами и посредством включения в синдикалистское движение.

Развивавшееся во Франции с конца 19 века революцинно-синдикалистское движение было площадкой взаимодействия разного рода марксистских и анархистских тенденций, отражением чего стало принятие в 1906 г. Амьенской хартии. Причем, если в созданной в 1895 г. ВКТ (Всеобщая конфедерация труда), объединившейся в 1902 г. с Федерацией Бирж труда (в которой большим влиянием обладал анархо-коммунист Фернан Пеллутье) первоначально преобладали анархистские настроения, то уже к началу Первой мировой войны возобладали (и позднее – только укрепились) социалистические.

В то же время созданная в 1905 г. профсоюзная организация ИРМ (Индустриальные рабочие мира) также была смешением анархистских и марксистских тенденций: в её создании принимали участие многие американские анархисты, а также члены двух социалистических партий. Причем один из лидеров ИРМ, Юджин Дебс, даже участвовал в президентских выборах 1912 г. от Социалистической партии, набрав шесть процентов голосов.

Кроме того можно отметить и отдававшие анархистским духом работы таких авторов – неомарксистов как Ю. Лагарделль, А. Лабриола, Ж. Сорель. Впрочем, особым влиянием данные авторы никогда не обладали, да и то, что их периодически называют теоретиками анархо-синдикализма – не более, чем историографическое недоразумение, вызываемое либо подлогами, либо крайне низким знанием излагаемого материала.

В плане же практического сотрудничество сторонников разных социалистических направлений, отмечу, прежде всего, Великую Российскую революцию (1917-1921), итальянское Красное двухлетие (1919-1920) и Испанскую революцию (1936-1939), хотя примеров можно привести и множество других (достаточно вспомнить о сотрудничестве революционных марксистов с анархистами в революционных событиях в Германии в 1918-1919 гг., которым противостояли социал-демократы).

Что касается России, то притчей во языцех уже стало то, как большевики неоднократно били в спину анархистам: разгром подразделений Черной гвардии весной 1918 г. в разных городах страны, трижды обманутые махновцы. Итог прост и банален: пока было выгодно, большевики использовали анархистов, после били в спину, усыпив бдительность своих союзников. При этом разгромив военизированную составляющую, большевики несколько лет позволяли издавать свои книги анархо-синдикалистскому «Голосу Труда», но со временем прикрыли и эту лавочку, наложив вето и на собрания вполне лояльных и полулояльных властям остававшихся на свободе анархистов.

В Италии основными антиправительственными силами выступили социалисты и анархо-синдикалисты, последние, правда, были в явном меньшинстве: хотя УСИ (Итальянский синдикальный союз) и достиг по некоторым данным на пике своего развития 600.000 членов, это было намного меньше, чем в социалистическом ВКТ (Всеобщая конфедерация труда), чья численность в 1920 г. превысила 2 млн. человек. На этом фоне отказ от продолжения забастовочной борьбы со стороны социалистов и взятие ими курса на примирение с властями привел к поражению рабочего движения и способствовал утверждению у власти фашистов во главе с Муссолини. Кроме того, немалая часть лидеров социалистов и их профсоюзов и вовсе перешла к фашистам.

Созданная в 1910 Национальная конфедерация труда (НКТ) – анархо-синдикалистское профсоюзное объединение – в 1919 г. приняла решение присоединиться к созданному российскими большевиками Коминтерну. Правда, шедшие тогда дискуссии о Революции в России, целях и задачах пролетариата, тактике и стратегии революционной борьбы привели в скором времени к прекращению сотрудничества между ними, и в 1922 г. НКТ присоединилась к созданному на Берлинском конгрессе анархо-синдикалистскому интернационалу – Международной ассоциации трудящихся.

Вместе с тем, в то время коммунисты в Испании были практически незаметны, в отличие от социалистов, чье профсоюзное объединение (ВСТ – Всеобщий союз трудящихся) имело примерно равное влияние с анархо-синдикалистами: НКТ и ВСТ были тогда сильнейшими испанскими профсоюзными объединениями.

До 1936 г. НКТ и ВСТ то сотрудничали в отдельных забастовках, то игнорировали друг друга. Когда в октябре 1934 г. в Астурии вспыхнуло восстание, местные анархо-синдикалисты, социалисты и коммунисты выступили единым фронтом, хотя и действовал каждый, согласно своим программным установкам.

После же начала гражданской войны в июле 1936 г. вся противоречивость сотрудничества сторонников разных направлений в социализме проявилась во всей своей многогранности и сложности: левое крыло социалистов поддерживало либертарные коммунистические эксперименты анархо-синдикалистов, правые социалисты блокировались с коммунистами и республиканцами против таких экспериментов, а лидеры НКТ-ФАИ (Федерации анархистов Иберии, созданной в 1927 г.) выступили с позиции антифашистского единства, и, соответственно, отказа от анархо-коммунистической революции.

В ходе войны то и дело происходили конфликты, доходившие до убийств, между анархистами, коммунистами и правыми и левыми социалистами. В мае 1937 г. противоречия между коммунистами (а также буржуазными республиканцами) и анархистами вылились в спровоцированный коммунистами конфликт, который постарались потушить лидеры НКТ-ФАИ, выступившие с примиренческих позиций.

Итогом стали сотни убитых и раненых на улицах Барселоны, репрессии против еще одних союзников анархо-синдикалистов из марксистского лагеря – ПОУМ (Рабочая партия марксистского единства), дезориентация трудящихся масс, утрата значительной части своего влияния анархо-синдикалистами. А еще через несколько месяцев, воспользовавшись тем, что лидеры НКТ-ФАИ сами выпустили из рук инициативу, на арагонские анархо-коммунистические коммуны были брошены правительственные войска под командованием коммуниста Листера. Правда, несмотря на репрессии, либертарное движение в Арагоне задавить не удалось, хотя его и постарались вогнать в официальные рамки (по словам некоторых участников событий – в жизни коммун не изменилось ничего).

Постепенно коммунисты растеряли набранное было влияние (которое они приобретали в первую очередь благодаря помощи из СССР и, главным образом, поставкам оружия), что вновь обнажило противоречия в республиканском лагере. К весне 1939 г., уже после полной потери Арагона и Каталонии, для всех стало очевидно, что, если не случится ничего неординарного, война проиграна. Правый социалист Хуан Негрин, член Социалистической партии и сторонник коммунистов, сменивший на посту премьер-министра после майских событий 1937 г. другого социалиста (левого) Ларго Кабальро, ратовавшего в ходе войны за профсоюзное единство НКТ и ФАИ, попытался заключить мирное соглашение с Франко – неудачно.

После этого Негрин стал расписывать свою готовность биться до конца, хотя в реальности он и его ближайшее окружение готовились покинуть Испанию в любой подходящий момент. На этом фоне сложилась широкая антикоммунистическая коалиция, выступившая резко против проводимой ими и их сторонниками (Негрин) политики. В результате так называемого «мятежа» полковника Касадо, что было скорее противодействием формально нелегитимным действиям Негрина, коммунисты и правые социалисты были отстранены от власти. А в ходе боев верные коммунистам воинские формирования были разбиты. Правда, силы республиканского лагеря в этой борьбе были окончательно истощены, и вскоре армия Франко вошла в Мадрид.

Что касается «мятежа» Касадо и роли в нем анархистов, то, говоря о полковнике можно сказать, что он продолжал линию избранную ранее Негрином на заключение мира с Франко, разве что обладая на это большими шансами. Правда для лидера националистов ни фигура Негрина, ни фигура Касадо не представляли равно никакого интереса, его интересовала только безоговорочная капитуляция.

Анархо-синдикалисты же, и конкретно прославленный защитник Мадрида, герой многих сражений войны Сиприано Мера, выступали с позиции продолжения войны если не удастся заключить достойного мира: и в реальности анархо-синдикалисты продолжали партизанское сопротивление до начала 1960-х, а в забастовочном движении участвовали до самой смерти Франко (в то же время коммунисты прекратили партизанское сопротивление еще в 40-е по указке из Кремля).

Стоит также отметить позицию еще одного человека во время этой войны – Льва Троцкого, симпатизировавшего порвавшей с ним еще до войны ПОУМ. В своих многочисленных работах, публиковавшихся в Бюллетене оппозиции, он распространял откровенные мифы об анархистском движении Испании в частности, и анархо-синдикализме в целом.

Исходя из вышеизложенного, вполне можно сделать вывод о том, что тактическое взаимодействие с отдельными марксистскими группами анархисты вполне могут заключать, в частности, блокируясь во время забастовочной борьбы. При этом необходимо, чтобы все эти марксисты готовы были признать полный суверенитет общих собраний бастующих и отказываться от навязывания своей партийной линии.

Сегодня подчас можно услышать или прочитать о совместных акциях анархистов с теми или иными силами, в частности троцкистами из РСД (Российское социалистическое движение) и / или сталинистами из Левого Фронта (формально ЛФ не является сталинистской организацией, тем не менее, их идеологическую платформу вполне можно назвать чем-то вроде неосталинизма).

Проблема здесь заключается в том, что речь идёт не только об участии в одних и тех же социально-экономических акциях, но также о совместных организациях, а также участии части анархистов в откровенно политических акциях, что недопустимо для последовательных либертариев. Анархисты всегда должны стараться сохранить собственное лицо в любых акциях. Понятно, что когда речь идёт о массовых акциях, это сделать сложно, тем более что тогда речь идёт о присоединении к действиям, организованным другими силами (таковы сегодняшние реалии). Но совсем другое дело, когда на Первое мая или же на митинг против социальной политики правительства подаются совместные заявки от каких либо анархистских и марксистских организаций партийного и протопартийного типа.

То же касается недопустимости совместных издательских проектов, а также создания совместных сайтов в сети Интернет. При этом это вовсе не отменяет использования анархистами тех или иных идейных наработок марксистов, наравне с наработками любых других авторов – это абсолютно нормальное явление, которое всегда было: как Кропоткин писал, используя ссылки на буржуазных и других авторов, так и современные анархисты вполне могут использовать в своих работах отсылки к тем же представителям Франкфуртской школы, да и к практически кому угодно еще. Это означает не более чем использование в своих работах чужого литературного материала, а вовсе не синтез, за который ныне ратуют некоторые сторонники преодоления исторических разногласий между анархизмом и марксизмом.